Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса
Моя девочка стала сосать соску, как все обычные дети. Теперь я дышала спокойнее. Моя осанка стала тверже. Шаг ровнее. И все-то у меня спорилось да ладилось. Я переодела Варю, накормила ее, уложила спать, и пошла на обед. В столовую.
Маринка, Танька, Ольга и остальные – все уже были там. Осталось только два свободных места. Я заняла одно из них. Сижу, ем. В светлое помещение вошла девушка в светло-голубом спортивном костюме. Я видела ее уже не в первый раз. Она все время ходила поникшая и печальная. Мне всегда хотелось узнать, что с ней, но как-то не получалось завести разговора. Она сидела напротив меня. Долго водила ложкой в супе и не ела. Я спросила: «Что с тобой?»
– Наверно, что и со всеми здесь. У меня болеет ребёнок, – не поднимая голову, ответила она.
– Ничего! Поправится! – ждала я, когда она на меня посмотрит.
– Тебе легко говорить! Она у меня вообще не ест… – бросила она ложку в щи.
Я вспомнила, что, проходя мимо их бокса, видела, как эта мамочка стоит у кроватки малыша, а над ним висит какое-то оборудование. В колбе бурлят и вьются пузырьки. Но я не знала, что это.
– Ты понимаешь, она не может глотать! Я кормлю ее через зонд! – со слезами она посмотрела на меня.
– Как раз таки я это отлично понимаю! Сама через это прошла! Только я вот, что сделала: попросила врачей убрать этот зонд, и потихоньку приучала ребенку к соске. Попробуй и ты! – вселяла я в неё уверенность.
– Ты, правда, так сделала? – боялась мне поверить она.
– Конечно! – уверяла я.
Мамочка успокоилась, скушала суп, второе, выпила компот и, воодушевлённая, исчезла из столовой. Я сидела довольная тем, что смогла хоть кого-то подбодрить. Народ не расходился. Это было единственное место, где можно было пообщаться и отвлечься от проблем.
– Машка, спой песню, – просили меня девчонки.
– Ну, что вы! Сейчас услышат, опять заорут!
– Да ну! Пой давай! Ну, хотя бы частушку тогда.
– Ну, хорошо! Только одну!
Все сидели в ожидании моего перла.
– А давай матюкальную! – предложила Танька.
– Ну, давай, ты можешь! Повесели нас, – начали все остальные.
Я запела: «Раньше я жила – не знала, что такое кокушки а-а-а, пришло время. застучали-и-и кокушки по жопушки»! Девчонки расхохотались, и вышло это так громко, что нас услышала медсестра: «Это ещё что такое? Вы забыли, где находитесь? Это больница! Боль-ни-ца! Успокойтесь и ведите себя прилично!»
– Радовались бы, что мы отвлекаемся. И так у всех только горе на уме, – высказались девчонки.
Я не унималась и допела им эту песню шёпотом: «Бригадир у нас хороший. Бригадир у нас один. А-а-а! Соберёмся всей бригадо-о-ой. И хм-хм ему дадим!»
– Ну, Машка, ты даёшь! Хоть ты повеселишь, так ладно.
– Ладно, девочки, расходимся. Пора уже.
До ужина время пролетело быстро. На нем ко мне подбежала мамочка в светло-голубом спортивном костюме. Она откуда-то знала, как меня зовут.
– Маша, Маша! Она ест! Ест! Как хорошо, что ты мне это посоветовала! Она ест, только срыгивает потом все…
– А ты как хотела? У нее желудок еще не привык к этому. У меня сначала вообще по 10 граммов ела, а теперь 75 и больше! Ничего – все будет хорошо, я узнавала, – с улыбкой произнесла я.
Входные двери хлопнули, и с улицы зашла новая мамочка. Ее встретила та же молочная медсестра, что и меня, Людмила Александровна. «А где дети?» – спросила она.
– Сейчас принесут.
Через несколько минут занесли двое близнецов. Медсестра взяла обоих на руки и понесла в бокс. Мамочка, растерянная и взлохмаченная, бежала за ней. Мы с Танькой были в шоке.
– Двое!
– Двое.
– С ума сойти! Тут с одним-то не знаешь, как справиться!
– Бедная. Намучается.
Не успела я это произнести, как входные двери открылись снова. Шла мамочка и три медсестры. У каждой сестрички по ребенку.
– Тройня!
– О, Господи, что за день?!
– Дар речи потерять можно!
– Как она с тремя обходиться будет?
– Может, родственников пустят, чтоб помогали ей.
– Не знаю.
Мы сидели, выпучив глаза и открыв рты. Смотрели друг на друга и сопереживали молоденькой мамочке.
«Мамочка из 21-го бокса»! – кричала меня медсестра. Я испугалась и побежала к своей палате.
– Что случилось?
– Вы переезжаете!
– Куда? Зачем? Нам и тут хорошо!
– Это не обсуждается. Врач так сказала. Вы уже почти выздоровели, а тут поступили «тяжелые», им лучше лежать отдельно. Вы переезжаете к Грошевым.
– А? К Грошевым! Тогда ладно!
Я собрала свои вещи, подхватила Варю, и мы перешли в другую комнату. Там было большое окно, которое выходило на город!
– Как тебе повезло, Танюха! А у нас только крышу соседнего здания видно. Ты, наверно, в Новый год и салют видела…
– Конечно!
– А я дак спать легла. Никакого салюта, никаких поздравлений. Нет, родные, конечно, мне звонили, ну да разве мне до этого.
– А муж?
– И он звонил. У него там очень весело было. На площади отмечал! Как раньше. Как будто нас и нет вовсе. А мы есть. Мы лежим в больнице.
– Вот урод!
– Да. Я уже к этому привыкла. Мне теперь он совсем безразличен стал. Главное – Варя. А она идёт на поправку, и скоро нас выпишут! Я надеюсь.
День выписки был назначен на пятницу. Я так готовилась. Всех обзвонила! Только Ольга Петровна, наша врачиха, быстро опустила меня с небес на землю.
– Даже и не выдумывай. Слаба она еще у тебя. Здесь полежите.
– Как? Вы же говорили, что в пятницу выпишите нас.
– Мало ли что я говорила?! Нет, и всё. У вас еще. Хм. Хм.
У Вас желтуха вон!
– Какая желтуха, Ольга Петровна? Откуда?
– Что? Не видишь? Будете на кварцевой лампе лежать… 24 часа в сутки!
Я вернулась к себе в бокс и зарыдала. Все это время я пыталась сдерживать себя и держать свою слабость в кулаке. Но тут что-то лопнуло, я не могла противиться своим чувствам. Казалось, что мое рыдание слышит вся больница.
– Не выписывают! Не выписывают! Зачем же тогда обещали? Я больше не могу видеть эти стены, белые халаты! Как же мне все это надоело! Бедная моя девочка – снова какие-то процедуры придумали!
Нам принесли аппарат. Нужно было прикреплять пластину, похожую на лопату, к Вариной спине, и в таком положении она должна была находиться целые сутки. Я положила Варю на этот аппарат, потом обернула ее пеленкой, что и вовсе обездвижило мою малышку. Нажала на кнопку. От предплечья, где виднелись щели между телом и материалом, исходил голубой свет. Кое– как Варя уснула. Я успокоилась. В больнице воцарилась тишина и покой.
Ночью Танькин сын заныл, но она его не услышала, уж больно крепко спала. Зато его услышала моя Варя! И заплакала еще сильнее. Теперь проснулась и Грошева и начала говорить мне о том, что мы, видите ли, громкоголосые, разбудили её сына. Доказывать, что всё случилось наоборот, было бесполезно. Я просто качала Варю и даже не включала свет. Наши соседи по палате уснули, Варюша тоже закрывала глаза. Я стояла спиной к окну, ведущему в коридор, и почувствовала на себе взгляд. Обернулась, и вскрикнула от испуга! Там стояла медсестра и смотрела на меня из темноты.
– С ума что ли сошла?! – покрутила я ей пальцем у виска и добавила. – Что? Заняться больше нечем, как подсматривать?
Она ушла. Я положила ребенка в кроватку и прилегла. Уснула.
Утро было добрым. Лучи солнца играли на моей подушке. А город постепенно оживал. Об этом говорили прохожие, появляющиеся на улицах, и бегущие на работу. Я смотрела в окно. Таньки в боксе не было… Куда же она делась? Не успела я об этом подумать, как дверь отворилась и она, весёлая, забежала в комнату.
– Машка! Нас выписывают! Ур-ра!
– Да? Повезло.
– Так и вас!
– Как нас? Мне вчера сказали, что еще неделю тут лежать надо!
– Ничего не надо! Сейчас народу вон сколько поступило – размещать негде. А мы с тобой только место занимаем.
– Так когда выписывают-то? Сейчас что ли?
– Нет, завтра с утра мы можем быть свободны. Слушай, мне надо за одним документом отлучиться, ты не посмотришь за моим Яриком?
– Да, конечно, посмотрю! Езжай.
Танька быстро оделась и смылась. Я осталась с двумя маленькими детьми. Им еще и месяца не было. Обоим по 21 дню.
Ярослав заплакал. Я подошла к его люльке и стала ее катать. Хорошо, что она на колесиках. Ребенок не успокаивался и начал заливаться. Я взяла его на руки, сунула в маленький ротик соску – замолчал. Проснулась Варя и тоже начала голосить. Танькин сын снова заплакал. Вой с обеих сторон мне изрядно надоел. Я положила мальчика в его люльку, а Варю взяла на руки. Ногой катала кроватку на колесиках, в руках держала свою дочь и бесконечное «ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш» уносилось под потолок. Успокоились. Слава Богу!
Послышался звук перфоратора. О-о, нет! Этого я не перенесу. На нижнем этаже шел ремонт. Черт! Как же мне повезло! Не обращая на тяжёлый звук внимания, дети продолжали спать. Я прилегла на свою кроватку и взяла в руки мобильный. Пятнадцать «пропущенных»! Мама, муж, сеструха, Юлька – все звонили по нескольку раз. Я набрала маму.
